Thursday, June 26, 2014

3 А.С.Сутурин Дело краевого масштаба


ВЗГЛЯД ИЗ ПРОШЛОГО
щили, что мой муж — враг народа, то я взорвалась: «Это неправда! Бутынский никогда им не был, а это все наговоры. Враги продают себя за деньги, а у нас их никогда не было». Один из следователей громко проговорил: «Значит, вы, гражданка Бутынская, не верите Советской власти?» Я со слезами на глазах произнесла: «Ей-то, родимой, верю, а людям, говорящим, что мой муж вредитель и шпион, не хочу верить и не верю...»
На этом наш разговор закончился. Мне предложили выйти. Я ушла домой. 14 мая я понесла в тюрьму на Волоча-евской кепку, чтобы ее передали мужу. А 15 мая проходила мимо здания редакции «Тихоокеанской звезды» (оно в те годы находилось на улице Калинина, мои родители жили рядом). На стенде увидела газету, остановилась посмотреть, в четвертой колонке вверху увидела сообщение о расстреле мужа. Не помня себя, дошла до своего дома и почти ползком добралась до квартиры на втором этаже: «Бори моего уже нет в живых». После
Заместитель военного прокурора ДВЖД Дмитрий Благовещенский, член ВКП (б) с 1919 года, арестован 16 декабря 1936 года. 24 апреля 1937 года бросился в лестничный проем НКВД и погиб
этого сильного нервного напряжения у
меня очень долго тряслись руки и ноги, стоило лишь кому-нибудь сказать хотя бы слово о случившемся... Следователя, который издевался над моим мужем, я запомнила на всю жизнь. Фамилия его была Моисеенко, высокий, крупный мужчина».
Поименно вспомнить большую группу железнодорожников, расстрелянных в мае—июне 1937 года, мне помогли работники пресса группы Краевого управления Комитета государственной безопасности СССР. Они подготовили фрагменты из судебно-следственных дел наших земляков.
Елисея Степановича Караулова, уроженца города Ворошилова Приморского края, арестовали 22 декабря 1936 года и обвинили в том, что он в сентябре 1936 года вошел в состав шпионско-диверсионной группы в депо Ворошилов-Уссурийск и, будучи переведен в депо ст. Хабаровск-П, по заданию группы проводил диверсионную работу по разрушению паровозного парка. В резуль
62

тате преступных действий его и других участников организации паровозный парк депо дошел до полного развала.
14 мая 1937 года Елисею Степановичу Караулову вынесли смертный приговор и в этот же день исполнили его. В апреле арестовали и жену Караулову Антонину Яковлевну и как члена семьи врага народа Особым совещанием при НКВД СССР осудили к 8 годам лишения свободы. После отбытия заключения в Карагандинских лагерях летом 1943 года А. Я. Караулову освободили в связи с прекращением дела.
23 января 1961 года дочь Караулова Элигра Елисеевна обратилась к Генеральному прокурору СССР с заявлением о реабилитации отца и матери. 18 сентября 1961 года дело супругов Карауловых рассмотрела Военная коллегия Верховного Суда СССР и полностью их реабилитировала.
Стремительно завершилась жизнь молодого мастера обмоточного цеха депо ст. Хабаровск-П Ивана Петровича Юрьева. Арестовали его 21 мая 1937 года, а расстреляли 2 июня 1937 года. Четверть века спустя — 23 августа 1962 года — реабилитировали.
Второго же июня казнили старшего инженера паровозной службы Управления Дальневосточной железной дороги Степана Павловича Синева. Его обвинили в принадлежности к контрреволюционной организации. С. П. Синев на предварительном следствии и в суде виновным себя не признал, но это не повлияло на решение судей.
В этот же страшный июньский день был расстрелян учитель и машинист станции Ин сорокапятилетний Дмитрий Иванович Колтыпин. Видимо, единственной «виной» этого человека было его образование: он окончил духовное училище, а после революции — ремесленное училище.
Как фабриковались дела, подобные колтыпинскому, говорит вот такой штрих. Когда в 50-е годы И. Н. Воронкова ознакомили с показаниями, которые он давал в 1937 году, он заявил: «Я таких показаний в 1937 году не давал. Мои положительные отзывы сотрудник НКВД не записывал в протокол, а упорно требовал, чтобы я отрицательно характеризовал Колтыпина. Затем треть страницы оставлял незаконченной, а подписывать заставлял внизу. При этом угрожал мне обнаженным оружием».
Дело Д. И. Колтыпина было пересмотрено по просьбе дочери — члена КПСС Людмилы Дмитриевны Колтыпиной — 14 мая 1957 года и прекращено за отсутствием состава преступления.
При помощи нынешних чекистов края, ведущих большую работу по реабилитации невинно пострадавших земляков-дальневосточников, мне удалось чуть полнее раскрыть трагедию железнодорожного депо Облучья.
63

...Вступая в январе 1924 года в партию, машинист, а в прошлом доброволец Красной Армии Лаврентий Корнеевич Зародышев не предполагал, что в 1933 году его, лучшего рабочего депо 06-лучье, исключат из партии за потерю классовой бдительности. И когда в стране началось выкорчевывание «врагов народа», первым стал коммунист ленинского призыва, к этому времени беспартийный.
Их арестовали в один день —Л. К. Зародышева и бригадира промывочного цеха паровозного депо Облучье Иннокентия Даниловича Бянкина, комсомольца. В обвинительном заключении перечислены преступления, которые под силу крупной, хорошо оснащенной группе диверсантов. В частности, утверждалось, что «организация охватила своей деятельностью не только Дальневосточную, но и Амурскую, имени Молотова Восточно-Сибирскую и Красноярскую железные дороги, отдельные воинские части ОКДВА и паровозо-ремонтные заводы в Улан-Удэ и Красноярске. Следствием установлено, что названная контрреволюционная шпионско-диверсионная организация, сблокировавшись с японскими разведывательными органами, широко финансировалась последними через консульства в Хабаровске, Благовещенске и из Харбина, имела специальные явочные квартиры для связи со своими агентами и представителями японских разведок. Преступная деятельность обвиняемого Бянкина Иннокентия Даниловича выразилась в том, что он являлся участником этой организации и проводил по ее заданию разрушительно-подрывную работу в паровозном депо ст. Облучье Дальневосточной железной дороги».
20 мая 1937 года Л. К. Зародышев и И. Д. Бянкин были приговорены к расстрелу, который в этот же день был приведен в исполнение. Оба посмертно реабилитированы.
И мая в Облучье обнаружили еще одного врага народа, беспартийного, с трехклассным образованием, мордвина по национальности, машиниста депо Василия Федоровича Мосолова. Обвинение много раз проштамповано — шпионаж и диверсии на железных дорогах Дальнего Востока. Разбирательство до предела короткое — 9 дней, а приговор жестокий — расстрел. Следом за мужем арестовали жену Мосолова, Марию Степановну, и в зарешеченном вагоне отправили в Карлаг. Сыновей — шестилетнего Адама и четырехлетнего Петра — отправили в детский дом. Обращаясь в высокие инстанции с просьбой хотя бы посмертно реабилитировать мужа, М. С. Мосолова слезно умоляла: помогите разыскать сыновей и вернуть конфискованное имущество. В. Ф. Мосолова рэа-билитировали, а вот о судьбе детей так ничего и не известно.
В один день с Л. Зародышевым, И. Бянкиным и В. Ф. Мосоловым казнили мастера котельного цеха депо ст. Облучье Константина Терентьевича Ворону и молодого инженера начальника 64

станции Облучье Николая Хрисанфовича Левицкого, а через десять дней — новые слезы во многих семьях железнодорожников Облучья. Мне пока известны имена лишь троих облученцев, расстрелянных «за контрреволюцию и связь с японскими разведорганами» 1 июня 1937 года.
Петра Александровича Лапицкого, начальника первого отделения паровозного хозяйства, арестовали 20 мая 1937 года. 1 июня в 13 часов 20 минут начался суд, а в 13 часов 40 минут был оглашен приговор: расстрел. Его в тот же день привели в исполнение...
1 марта 1958 года П. А. Лапицкого реабилитировали. В тот день расстреляли Илью Игнатьевича Гришко, -рабочего, отца пятерых детей; экономиста-финансиста конторы депо Облучье Николая Васильевича Федотова, беспартийного. Закрытое судебное заседание Военной коллегии Верховного суда СССР, слушавшее дело Н. В. Федотова и вынесшее ему смертный приговор, длилось тоже двадцать минут.
На одну из моих публикаций откликнулась ветеран Облу-ченского локомотивного депо Нина Степановна Казакова. Она помогла дополнить список расстрелянных земляков. Дмитрий Матвеевич Паникоровский, к примеру, работал мастером депо, а затем машинистом. Его взяли в феврале 1937 года. Жена осталась с двумя маленькими дочками. Жена Паникоровского и поныне живет в Облучье. Мастером работал Виталий Городнов, ремонтировал паровозы комсомолец Станислав Мединский — все они приговорены к высшей мере наказания. Нина Степановна назвала также полные имена казненных в июне 1937 года облученцев: начальника депо Валентина Юлиановича Бовкиса, сменного инженера Филиппа Григорьевича Быкова, начальника электростанции Александра Коси-нова, старших бухгалтеров Александра Васильевича Хрипача и Николая Федотова-Весной и летом 1937 года репрессировали облученцев: инженера Николая Колесникова, начальника Облученского отделения службы движения Н. Н. Чернышова, старшего бухгалтера первой дистанции связи Ивана Григорьевича Григорьева.
Беда не миновала и секретаря парткома депо Василия Константиновича Зайцева, 1899 года рождения, коммуниста ленинского призыва. Его обвинили в том, что он не разоблачал гнусную вредительскую работу врагов народа Лапицкого, Вороны, Городкова, Паникоровского и других.
31 июля 1937 года «Тихоокеанская звезда» опубликовала статью начальника ДВЖД Ф. Друскиса «За передовую дорогу в Союзе». Он писал: «...Органами диктатуры рабочего класса и усилиями честных, преданных делу социализма, передовых людей дороги
5 Дело краевого масштаба 65

вскрыта и разгромлена японская банда, возглавлявшаяся предателем Родины, вредителем и шпионом, начальником дороги Лембер-гом. Вредители немало напакостили работе и хозяйству дороги. Они делали все возможное для того, чтобы дорога как можно хуже работала: всячески тормозили продвижение грузов на Дальний Восток, распространяли и внедряли вредительские передельческие теории о якобы особых, исключительных условиях на Дальневосточной железной дороге для того, чтобы оправдать плохую работу и разоружить людей в борьбе с трудностями.
...Вредители немало потрудились и над тем, чтобы развалить и разложить трудовую дисциплину. Они всячески поощряли аварийщиков, бракоделов, пьяниц, прогульщиков.
Эта трижды проклятая и презренная банда японских шпионов и вредителей, жалкая кучка продавшихся фашистам мерзавцев уничтожена. Дальневосточные железнодорожники, вооруженные указаниями вождя народов Сталина об особенностях капиталистического окружения, продолжают выкорчевывать остатки японо-фашистской мрази.
Разгром японской агентуры и выдвижение молодых кадров укрепило дорогу. Дорога в короткий срок стала работать ровнее и лучше...»
И совсем неожиданный вывод: «Но все же дорога продолжает работать неудовлетворительно: у нас завышены простои ва^ гонов против нормы в два раза, мы не добились выполнения регулировочных приказов НКПС и последствия японско-троцкистского вредительства ликвидируются медленно...»
Ликвидировались быстро люди. Сотни железнодорожников канули в вечность.
66

«НАМ ЭТОГО НЕ ПРОСТИТ ИСТОРИЯ...»
Не очень много встретилось мне документов и воспоминаний с фактами открытого сопротивления сталинской тирании. Удивляться не приходилось: если только за неосторожное критическое слово люди исчезали бесследно, то где уж там найти следы «сопротивленцев»... Тем не менее внимательный читатель отметил, наверное, что о каком бы новом и страшном деле я ни рассказывал, в каждом из них находился «человек сомневающийся»...
Приведу эпизод, рассказанный уроженцем села Самара Октябрьского района Еврейской автономной области Павлом Матвеевичем Богомяковым. После трехкратной за одну осень сдачи хлеба предстояло выгрести и сдать государству зерно, оставшееся на прокорм, и даже оставленный на весну семенной фонд. «Чем питаться и что сеять будем?» —над этим задумались самарцы. А потом оседлали коней и выехали в тайгу на длительную охоту в надежде заготовить таежного мяса, тогда можно будет сдать государству прокормочное зерно. Перед отъездом женам сказали: ключи от амбаров взяли с собой. Нагрянули уполномоченные. Женщины ответили: ключи у мужиков. В тайгу выехал смешанный отряд пограничников и милиционеров. Нашли самарцев и обложили. Разыгрался бой, в котором с обеих сторон погибло около десяти человек.
Но силы были неравные, зерно вывезли...
А вот о поступке хабаровской учительницы Ольги Борисовны Цапенко я хочу рассказать отдельно.
Одно время она работала в секретном отделе завода имени Молотова (ныне «Дальдизель»). Затем трудилась в шестой и четвертой школах Кировского района Хабаровска. На другой день после сообщения о расстреле видных военачальников Михаила Тухачевского, Ионы Якира и других пришла в заводской партком и в знак решительного протеста против массовых казней старых
5*
67

большевиков и своих земляков-железнодорожников положила на стол партийный билет.
В истории заводской парторганизации сохранился подробный протокол заседания парткома от 13 июня 1937 года. Откровенные и чистосердечные ответы Ольги Борисовны на многочисленные вопросы говорят о высоком нравственном облике коммунистки и ее желании отстаивать свои убеждения до конца.
«Я очень долго думала о том, как старые большевики, прошедшие царские тюрьмы и работавшие с Владимиром Ильичом Лениным, могут оказаться врагами народа,— говорила перед началом обсуждения О. Б. Цапенко.—Очень много читала. Но ответов на мучащие меня вопросы так и не нашла. Я никак не могу понять, как это люди, которых я знала и кому беспредельно верила, встали по другую сторону баррикад.
Считаю, что в отношении старых большевиков и видных полководцев партия и Советская власть поступают незаслуженно, крайне жестоко. Поэтому я не могу состоять в партии, которая не может защитить свои самые уважаемые кадры».
Затем последовали вопросы. Я хочу привести этот уникальный документ почти дословно.
«— Вам что, их жалко?
— Это не то слово — «жалко». У меня не укладывается в голове, мак на двадцатом году Советской власти у нас льется кровь ни в чем не повинных людей. За последние годы у нас больше 68

расстреляли, чем за все годы существования Советской власти.
— Вы знаете, что Носков признал себя виновным.
— Его слов я нигде не читала.
— Вы знакомились с материалами по второму параллельному центру дома и в школе. Вы и тогда не были согласны с тем, как поступили с врагами народа?
— Поверьте мне, во всем этом очень трудно разобраться.
— Когда вы работали секретарем секретного отдела и секретарем партячейки, вы слышали контрреволюционные разговоры?
— Да, я невольно стала свидетельницей беседы Стронлова и директора Силаева. Стронлов сказал, что его теребит парторганизация, очень недовольна им. Силаев посоветовал: «Не обращайте внимания». В это время я подняла шум. Они говорить перестали.
— Вы об этом сообщили Алексеевой?
— Да, с месяц тому назад говорила с ней об этом.
— К вредителям, диверсантам, шпионам типа Тухачевского, Якира, Путны и другим применяли высшую меру наказания. Вы и до сих пор считаете, что партия неправильно поступила, расстреляв их?
— По моему мнению, их можно было бы посадить в тюрьму, а расстреливать такое большое количество видных людей — это неверно. Возможно, что крайняя мера и была в какой-то мере необходима в первые годы. Советской власти. Гражданская война, вероятно, не могла обойтись без физического уничтожения открытых врагов дела рабочего класса. А теперь, при социализме, нет надобности в физическом уничтожении людей.
— Как агитатор вы разъяснили материалы процессов в школе?
— Я говорила людям так, как меня учила партия. А сейчас, поверьте мне, не могу этого делать, не в состоянии.
— Вы читали доклад товарища Сталина о современном троцкизме?
— Да, читала и понимаю.
— Ваше мнение в отношении Зиновьева и Каменева? Правильно ли, что их расстреляли?
— Это были, по мнению печати, главные руководители право-троцкистской организации, и их, видимо, следовало строго наказать, а вот их единомышленников, по моему убеждению, не нужно было лишать жизни. Я не могу понять, что толкнуло Пятакова и других на вредительские действия. Ведь их мы знали как преданнейших бойцов партии.
— Откуда ваш вывод, что расстреливают только старых большевиков?
— Это показывают материалы процессов. Я считаю, что вы, товарища У тропов (секретарь парткома завода имени Молотова,—
69

А. С), член партии с 1930 года, вы знаете, что Зиновьев, Каменев, Бухарин и другие большевики-ленинцы были замечательными людьми, руководителями нашей партии и Коминтерна. Их имена с уважением произносили во всем мире. Даже сейчас мало кто говорит о них, как о плохих людях.
— Товарищ Ленин вел борьбу с штрейкбрехерами Зиновьевым, Каменевым и другими. А вы их относите к его верным соратникам.
— Мы знаем из истории, что многие коммунисты в какое-то время колебались, ошибались, заблуждались. Но Владимир Ильич старался терпеливо переубедить их, сделать своими активными соратниками.
Реплика Власова: — Каменева, Зиновьева и других держали в партии в надежде на то, что они исправятся. Но когда они оказались предателями и убийцами — их исключили из партии и поставили к стенке.
— Будучи активным членом партии, я долго колебалась и сомневалась в правильности жесточайшей репрессивной политики Советской власти, все искала ответы на мучавшие меня вопросы и не находила ответы. Поймите меня, товарищи, правильно. Сейчас я в партии не могу состоять, когда льется кровь недавних ее руководителей...
— Вам понятно, почему двурушничали Каменев, Зиновьев и другие троцкисты?
— Да, они всегда в своих действиях были последовательны...
— Чем занимались ваши родители?
— Отец до революции был художником и теперь работает в красноярской газете. Мама учительница.
— Как вы расцениваете то обстоятельство, что Томский, Гамарник и Лемберг застрелились?
— Они чувствовали: их все равно расстреляют. Поэтому и решились на отчаянный шаг...
— Знаете ли вы о том, что враги готовились расчленить Советский Союз?
— Я не понимаю, зачем это нужно было.
— Вы и сейчас не знаете, почему расстреляли Каменева, Зиновьева, Тухачевского, Примакова?
— Не знаю и не могу ничем объяснить. Но, по моему глубокому убеждению, меры физического уничтожения приводят к обратным результатам... Жертв становится все больше и больше. Вот на Амурской дороге расстреляли 100 человек. Разве все они враги?
— Вы колеблетесь давно. Почему с сомнениями не обратились в партийную организацию?
— Я знала, что меня все равно исключат из партии. Я мно
70

го читала и думала, но оправданий нынешней политики партии не нашла.
— Какого мнения придерживаются преподаватели вашей школы о приговоре над Тухачевским и другими?
— Они считают приговор совершенно правильным.
— Какие у вас на сегодняшний день неясности?
— Я уверена, что методы борьбы Советской власти с инакомыслящими неверные... Я не могу оправдать и никогда не оправдаю физическое уничтожение людей.
— Верите ли вы признаниям Тухачевского и других его единомышленников?
— Может быть, они и правдивые, но наказания слишком суровы и не отвечают природе Советской власти и не в духе заветов Ленина...
— Как вы понимаете расширение демократии?
— Расширение демократии я понимаю так, что сейчас нет необходимости в физическом уничтожении людей в таком масштабе. Массовыми расстрелами диктатуру пролетариата не укрепить. Расстрелов старых большевиков, рабочих, крестьян нам никогда не простит история...»
Среди заводских коммунистов не нашлось ни одного, кто хотя бы словом поддержал Ольгу Борисовну: инстинкт самосохранения сработал — было ясно, что по ту сторону баррикад стреляют. Впрочем, много было, видимо, и тех, кто действительно ни в чем не сомневался. Все выступления я приводить не буду — они однотипны, но некоторые процитирую — это прекрасный и страшный документ времени.
«Егоро в: — Цапенко утверждает, что ей непонятна линия, которую проводят наша партия, Советская власть. Вместо того чтобы прийти в парторганизацию и попросить помочь ей разобраться в своей путанице, она долгое время молчала. Она скрывала убеждения, по сути дела, двурушничала перед партией. А теперь, в момент, когда все честные трудящиеся сплачиваются вокруг партии и сталинского ЦК, Цапенко демонстративно заявляет протест и сдает партийный билет. А то, что она не согласна с политикой нашей партии и Советской власти о физическом уничтожении врагов народа, говорит о ее глубоких заблуждениях.
Стариков:— Материалы о процессах над врагами народа, конечно, всем ясны и понятны. Цапенко не согласна с методом борьбы нашей партии. Но сама ничего не говорит о способах борьбы с врагами партии и народа. Поэтому тот, кто защищает врагов народа, если Цапенко не согласна с линией партии, значит, она переходит на сторону врага...
Ф е д у ли н: — Цапенко сегодня была неискренна и не сказала
71

честно о своих колебаниях. Ее сомнения как раз совпали с тем периодом, когда партия и все трудящиеся сплотились и ведут беспощадную борьбу с предателями рабочего класса. Она согласна с тем, что осужденные — это враги народа, формально согласна с Конституцией, но не согласна с тем, что мы ведем беспощадную борьбу и физически уничтожаем врага. Это говорит о двурушничестве Цапенко. И не случайно в школе, где она работает, хранилась троцкистская литература. Сдача партийного билета является прямым переходом на сторону врага и началом открытой борьбы против партии.
Настобурский: — Цапенко маскируется тем, что наивно заявляет: «Я не согласна с методами борьбы с врагами». Цапенко не проявила решительной борьбы с врагами народа, а, наоборот, защищает их, заявляя, что их можно перевоспитать. Не случайны и факты, которые приведены здесь —- троцкистская литература в школе, стрельба по портрету Сталина. Это не случайные выпады, а определенная цель, результат близких отношений Цапенко с врагами народа, к Строилову и другим. Мы обязаны проверить работу школы ив дальнейшем выявлять деятельность Цапенко...
Кузнецов:—Конечно, не случаен тот факт, что Цапенко жалеет расстрелянных бандитов. Но она не жалела их тогда, когда эти бандиты убивали десятками и сотнями лучших рабочих. Сдача партбилета — это открытый способ борьбы против партии.
Оценка приговора над кучкой бандитов, какую дает Цапенко, ничем не отличается от оценки, которую дают фашисты. Дальнейшее пребывание Цапенко несовместимо с линией партии и честного советского гражданина.
В лас о в:—Анализируя поведение Цапенко и ее ответы, можно прийти только к одному выводу: Цапенко связана с врагами народа, разделяет их вражеские настроения. Если бы она заблуждалась, должна была прийти в парторганизацию и попросить помочь ей разобраться в путанице, а она, наоборот, поставила своей целью обосновать борьбу с врагами народа как неправильную линию партии.
Это не просто сомнение, а это прямое несогласие с политикой нашей партии. Это несогласие, очевидно, продолжается не шесть месяцев, гораздо дольше. Подачу заявления о сдаче партбилета считаю прямым протестом против линии Центрального Комитета ВКП (б). А предложение о замене расстрелов более мягкими мерами наказания — это сектантская точка зрения. Ошибка Цапенко состоит в том, что она утверждает: партия якобы не разбирается, а прямо уничтожает старых большевиков, которые не согласны с линией ЦК и ведут против нее борьбу.
ДЛЯ меня совершенно ясно, что вопрос идет не о сомнениях,
72

а о прямом несогласии с линией ЦК. За все время пребывания в партии Цапенко двурушничала перед партией.
Я считаю, что парторганизация в целом и отдельные члены партии, с кем она общалась, недостаточно уделяли ей внимания. Она была у нас одиночкой, она отошла от кипучей жизни нашей парторганизации и замкнулась на себе. Сдача партбилета — прямой жест протеста. Поэтому ее пребывание в рядах партии больше несовместимо. Но если бы Цапенко здесь по-честному признала свои ошибки, отказалась от них, то мы могли бы оставить ее в рядах партии и помочь ей...
К ондрук: — Люди, которых недавно расстреляли, были большими военными руководителями и в случае войны с Германией предали бы Советский Союз. Об этом Цапенко не подумала.
У тропов: (Вначале отвечает на вопросы, цитируя. Ленина и Сталина.) — Цапенко на сегодня оказалась неспособной к ожесточенной борьбе с врагами нашей родины, начала метаться, бегать и, наконец, перебежала в лагерь врагов партии и народа, она скатилась на путь крупнейших ошибок и встала на защиту предателей и изменников, на путь лидеров II Интернационала. Она демонстративно сдала свой партбилет. Это очень враждебный выпад, протест против партии, против диктатуры пролетариата, рабочего класса и подала пример всем враждебным элементам. Причем это не случайный выпад, а результат несогласия с линией партии в течение длительного периода времени, на словах голосовала за линию партии, а на деле творила свою двурушническую политику. Понятно, что Цапенко может стать, если не стала, шпионом японско-фашистской разведки. Из партии Цапенко необходимо исключить.
Партком постановил: «За враждебный, открытый протест против политики партии и правительства, за несогласие с ними в применении методов борьбы с шпионами, диверсантами, за клевету на партию и ее ЦК (якобы партия в свое время не давала возможности исправиться Зиновьеву, Каменеву и другим), за двурушничество в течение продолжительного периода времени Цапенко, как человека, ставшего на защиту врагов народа, из рядов партии исключить».
В постановлении бюро Кировского райкома ВКП(б), утвердившего решение парткома об исключении из рядов ВКП(б) О. Б. Цапенко, содержатся уже более суровые оценки ее желанию выйти из партии. Даже не верится, что речь идет о преданнейшем нашим идеалам человеке, но засомневавшемся. Каждая фраза документов звучит как приговор заклятому врагу Советской власти. «Цапенко,— говорится в решении,—исключена из. рядов ВКП(б) как открыто вставшая на сторону врагов народа. Цапенко демонстративно выра-
73

зила свое несогласие с линией ЦК ВКП (б). Работая преподавателем школы, разлагала дисциплину среди школьников. Цапенко преподавала историю, но труды Ленина, Сталина не использовала. Цапенко выразила свое контрреволюционное недовольство, когда был вынесен приговор Верховного суда по делу арестованных Тухачевского, Якира и других. Придя в кабинет секретаря парткома Утропова, Цапенко демонстративно оставила партбилет на его столе, заявив: «С мнением ЦК партии не согласна по двум вопросам — о смертной казни старых большевиков и заключению Пакта о взаимной помощи с капиталистическими странами».
Я не знаю дальнейшей судьбы Ольги Борисовны Цапенко, но, судя по тому, что в высказываниях ее «товарищей-коммунистов» прозвучало: «может стать, если не стала, шпионом японско-фашистской разведки», она разделила трагическую судьбу старых большевиков, видных военачальников и множества своих земляков. Не поступившись достоинством. Будем же помнить ее, не побоюсь этого слова, подвиг.

ЧЕРНИН ПРОТИВ ВЫШИНСКОГО
Эта подпись Михаила Яковлевича Чернина станет последней в жизни. Поставил он ее на расписке о получении обвинительного заключения. Он знал, что его ждет. Подпись на небольшом листке резко отличалась от многих виденных мной подписей прокурора Дальневосточного края. Это был корявый, неуверенно написанный дрожащей рукой росчерк химическим карандашом.
Жить Михаилу Яковлевичу оставалось менее суток. 26 мая в 17 часов 20 минут его приведут под конвоем на заседание Военной коллегии Верховного суда Союза ССР под председательством дивизионного военюриста И. Т. Никитченко, членов суда бригвоен-юриста Ф. Ф. Каравайкова и военного юриста 1 ранга Ф. А. Кли-мина, секретаря военного юриста 1 ранга А. М. Кудрявцева и помощника Главного военного прокурора А. М. Калугина. Через двадцать минут зачтут строки приговора: «Чернина Михаила Яковлевича приговорить к высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией имущества, и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года приговор подлежит немедленному исполнению».
Судьба прокурора Дальневосточного края, бывшего красногвардейца, подпольщика, активного участника гражданской войны на Украине, работника ЦК ВКП (б), прокурора Армении, Винницы и Днепропетровска, члена ВКП (б) с 1917 года была решена за мгновение без свидетелей и защитников.
Ровно через девятнадцать лет Верховный суд Союза ССР постановил: «Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 26 мая 1938 года в отношении Чернина Михаила Яковлевича по вновь открывшимся обстоятельствам отменить, дело о нем производством прекратить за отсутствием состава преступления.
М. Я. Чернин был осужден необоснованно, на основании сфальсифицированных материалов следствия».
Чернин Михаил Яковлевич — один из немногих мужественных
75

героев трагических лет, кто бросил вызов верному подручному Сталина — Вышинскому. В партийном архиве в персональном деле коммуниста М. Я. Чернина сохранились копии двух писем Вышинского дальневосточному прокурору.
Прочитав их, можно почувствовать приближение рокового 1937 года, когда приговоры будут штамповаться тысячами, а сомневающиеся в их законности прокуроры — расстреляны.
(Справка. Восемь областных прокуроров и председателей областных судов Дальневосточного края в середине 1937 года будут отстранены от должности и расстреляны.) «Прокурор
Союза ССР 8 октября 1936 г.
Прокурору ДВК г. Чернину
Сообщаю, что направленное по протесту нач. УНКВД Дальневосточного края вами прекращенное дело по обвинению по ст. 58-10 УК гр. Кожанова М. Т. на рассмотрение Особого совещания — последним получено и 21.IX с. г. рассмотрено. Кожанов < моего согласия по постановлению Особого совещания заключен в лагерь сроком на 5 лет с погашением предыдущего приговора областного суда.
Кожанов Михаил Тимофеевич, 1895 года рождения, член ВКП(б) с 1920 по 1935 г., исключен за контрреволюционную деятельность, в 1924 году примыкал к так называемой «рабочей оппозиции», в 1935 г. по ст. III УК Приморским областным судом приговорен к 3 годам лишения свободы, перед арестом работал председателем Приморского областного промсоюза.
Как вам известно, обвиняется он в том, что в 1927 году в г. Спасске, будучи председателем райпрофсоюза и членом бюро Спасского РК ВКП(б), вошел в нелегальную троцкистскую организацию, руководимую Финашиным, и как член группы проводил среди профсоюзного актива троцкистскую деятельность, вовлек в группу председателя завкома цементного завода Казачука Василия, информировал троцкистов о работе райкома партии.
Будучи ряд лет председателем Приморского областного промсоюза, подбирал у себя в аппарате троцкистские кадры: Казачука, Белокриницкого, Марченко, Дорогина (все бывшие единомышленники-троцкисты по г. С пасеку), поддерживал с ними связи и сознательно допускал засорение аппарата бывшими жандармами, белыми офицерами и кулачеством.
В процессе следствия Кожанов свою принадлежность к контрреволюционному подполью, а также последующую контрреволюционную троцкистскую деятельность отрицал, но не отрицал, что допустил в аппарат промсоюза белогвардейские и контрреволюционные элементы.
76

...При наличии этих документов Кожанов является скрытым врагом-троцкистом и его действия должны быть рассмотрены как контрреволюционные.
Между тем вы, препровождая 9.VIII. 36 г. дело о Кожанове на хранение в УНКВД, в своем письме не сообщаете, что дело о нем по ст. 58-10 вами прекращено за нецелесообразностью, так как Кожанов уже осужден по ст. III УК Приморским областным судом к 3 годам лишения свободы, и что приговор вошел уже в законную силу.
Мне совершенно непонятно, почему вы нашли нужным выхолостить политическую сущность этого дела, прекратив его за нецелесообразностью ввиду осуждения Кожанова за халатность. Оказалось, что вами борьба с троцкистской контрреволюцией понимается как работа, подчиненная борьбе с должностной халатностью, ибо иначе нельзя было поставить контрреволюционные преступления Кожанова в зависимость от приговора облсуда, который расценивает лишь должностную деятельность осужденного. Предлагаю не позднее 25 октября дать исчерпывающее письменное объяснение по существу изложенного.
А. Вышинский».
Видимо, М. Я. Черни» еще не успел ответить А. Вышинскому на это письмо, как последовало новое серьезное обвинение в мягкотелости. В секретном письме от 15 октября 1936 года Прокурор Союза ССР писал дальневосточному прокурору: «На ваше письмо сообщаю, что с прекращением вами дела по обвинению Павленко В. М., Маслова В. Т. и Гринберг М. Д. я не согласен и таковое мною направлено на рассмотрение Особого совещания.
Как установлено материалами дела, Павленко Василий Михайлович, 1908 года рождения, б. член ВКП(б) с 1929 года по 1933 год, исключен как двурушник и как инициатор составления контрреволюционного документа, обвиняется в том, что в 1932 году, являясь скрытым троцкистом, под видом повышения политического уровня коммунистов организовал политкружок из членов ВКП (б) в котельной. На его занятиях систематически проводил контрреволюционную пропаганду. 28.XI 1.32 года подал от имени закрытого партийного собрания котельного цеха в партком «Даль-завода» документ, в котором критически обрисовывает политику партии по всем важнейшим вопросам. К контрреволюционным положениям, изложенным в указанном документе, возвращается и в декабре 1934 года в беседе со своими знакомыми Василием Мас-ловым и Михаилом Гринбергом...
...Действия Павленко, Маслова и Гринберга не 'могут быть не признаны контрреволюционными. За эти действия они должны понести наказание. Между тем вы своим постановлением от 2.VIII.
11

1936 года считаете возможным ограничиться фактом исключения Павленко из партии, привлечение Маслова и Гринберга расценивается вами как недоразумение.
Факт прекращения вами этого дела свидетельствует о том, что вы подошли к нему поверхностно и политически безответственно. Надо полагать, что вами материалы дела не изучались, а постановление о прекращении дела было вами вынесено в результате недобросовестного доклада одного из ваших помощников.
Несколько дней тому назад мною специальным письмом было вам указано на безответственное прекращение дела Кожанова, дело Павленко — второй случай неправильного, грубого, ошибочного прекращения троцкистских дел. Возьмите все дела о троцкистах под свое непосредственное наблюдение. Учтите, что вы будете нести всю политическую ответственность за правильное решение дел этой категории.
Предлагаю немедленно сделать соответствующие выводы и самым серьезным образом перестроить в указанной плоскости работу. В ближайшее время Прокуратура Союза будет производить глубокую проверку всей вашей работы по специальным делам.
А. Вышинский».
В приписке, сделанной химическим карандашом, говорится: «Дело Павленко, Маслова и Гринберга прекращено бывшим прокурором ДВК М. Черниным 21 августа 1936 года. Постановлением Особого совещания от 27 ноября все обвиняемые осуждены на пять лет каждый».
Не знаю, когда посланцы Вышинского прибыли в Хабаровск. Но характеристика, выданная М. Я. Чернину, дает возможность предположить, что в конце марта — начале апреля. В ней давалась высокая оценка личности прокурора.' В частности, говорилось: «Тов. Чернин, член ВКП(б) с 1917 г., член ДВ крайкома ВКП(б), член президиума ДВ крайисполкома, принимает активное участие в работе первичной партийной организации, оказывает ей большую практическую помощь. М. Я. Чернин чуток к запросам и жалобам трудящихся, в особенности низовым работникам прокуратуры. Дисциплинирован. Пользуется авторитетом и уважением у коммунистов и всех работников прокуратуры. С контрреволюционным троцкизмом и правым уклоном ведет постоянную борьбу, поправляя в вопросах борьбы ошибки нашей организации. Тов. Чернин проявляет особую заботу об укреплении связей прокуратуры с трудящимися массами. Если тов. Чернин в работе иногда допускает ошибки, то по-большевистски признает их и исправляет.
Секретарь парторганизации прокуратуры ДВК
А. Дроздов 3 апреля 1937 г.»
78

Казалось, что ничто не грозило прокурору. Но судьба его была предрешена. Требовалось лишь время, чтобы сначала его упрятать в тюрьму, а затем расправиться. Кто-то умелой рукой охотника загонял его в обставленный флажками круг.
29 апреля 1937 года его коллега прокурор А. Дроздов и член краевого суда А. Карначев на партийной конференции Центрального района при обсуждении кандидатов в члены крайкома отвели кандидатуру М. Чернина. Его обвинили в связях с «врагом народа» В. В. Шмидтом, соратником Ленина, бывшим наркомом труда первого Советского правительства и заместителем Председателя Совнаркома СССР, и в том, что бывший его сослуживец по Виннице, отбывавший наказание в Дальлаге, М. А. Розенберг, пришел не в прокуратуру, а к Чернину домой.
Думается, что Михаил Яковлевич чувствовал приближение развязки. Но присутствие духа не покидало его. Он поддерживал, областных, городских и районных прокуроров, не желавших давать санкции на массовые аресты, и решительно протестовал сам. Изучая архив Комсомольской-на-Амуре парторганизации, я обнаружил документ, подтверждающий позицию М. Я. Чернина.
21 августа 1937 года бюро городского комитета партии исключило из рядов ВКП (б) прокурора города Сергея Михайловича Ку-рикалова — «за потерю революционной бдительности и связь с помощником прокурора края Плуговым» (Б. В. Плугова арестовали весной 1937 года). Чуть раньше, 12 июля 1937 года, на бюро горкома ВКП (б) слушался вопрос «О положении в прокуратуре». Бюро обвинило С. М. Курикалова в том, что он не проявил настойчивости в борьбе... с М. Я. Черниным, прокурором края. В справке, подготовленной для бюро, в частности, говорилось: «...Прокуратура закончила следствием дела контрреволюционеров-троцкистов Васильева Дмитрия, исключенного из партии за троцкизм в 1935 году, Василш^ва Сергея троцкиста, исключенного из партии в 1935 году, Самылкина Дмитрия — троцкиста, исключенного из партии в 1936 году, Мельникова В., Ильинского Виктора, Амосова и Счастливого. Все они в Комсомольске занимались активной троцкистской деятельностью и вели антисоветскую агитацию против партии и тов. Сталина. Все эти враги народа краевой прокуратурой освобождены из-под стражи, и дело о них прекращено.
Прокурор Курикалов, считая действия краевой прокуратуры и прокурора Чернина правильными, не опротестовал решение край-прокуратуры перед Прокурором СССР, боясь ответственности и не желая портить отношения с краевым прокурором. Этим самым Курикалов проявил политическую беспечность и примиренчество к врагам народа».
В день окончания XII краевой партийной конференции ком
79

мунисты прокуратуры обсуждали персональное дело М. Я. Чернина. Два дня шло собрание. Сохранилась копия его протокола. Товарищи по партии обвиняют М. Я. Чернина в либерализме к врагам народа и в том, что он не присутствует на допросах друзей. И даже сжатые записи показывают высокий нравственный облик настоящего коммуниста.
«Дроздов: — Мы установили, что Чернин не принимал никакого участия и не проявлял инициативы в разоблачении врагов народа. Между тем Чернин, как член партии и тем более как краевой прокурор, должен был видеть по взаимоотношениям, разговорам и т. д., что он имеет дело с врагами народа. Изложенные факты свидетельствуют, что Чернину нельзя верить в том, что он добросовестно заблуждается.
Характерна история с исключением врага народа Плугова, когда Чернин, базируясь на имени Каплана, надавил на парторганизацию, своевременно ставившую вопрос об исключении Плугова, но поддавшуюся влиянию Чернина.
Плак с и н: — С читаю, что обвинение Чернина в получении денег, в поездках на прогулку с Капланом или Ляминым не имеют существенного значения. Главное—это связи с врагами народа и, в частности, в том, что уже после разоблачения Шмидта, Введенского, Чеманова и других Чернин не сделал для себя вывода, а продолжал иметь тесную связь с врагом народа Крутовым. За это Чернин подлежит исключению из партии.
Звягин:—Чернин взял под защиту райпрокурора Захарову, которая замещала народного судью, воздержавшегося от голосования за приговор врагам народа.
Чернин очень близко к сердцу воспринял арест Крутова. Ему надо было по-большевистски сказать парторганизации о своих связях с врагами народа. Но он этого не сделал. Я неоднократно ставил перед Черниным вопрос и говорил ему, неужели у нас нет контрреволюционных и вредительских дел. А когда я выехал в Нижне-Амур скую область, то там нашел ряд контрреволюционеров. Прокуратура не все сделала для того, чтобы беспощадно бороться с врагами народа. Если Чернин после ареста его приятелей ни с кем при допросах не разговаривал и не допрашивал, то это тоже не случайность. Я считаю, что когда Чернин говорит о случайных связях с врагами народа, то это неправильно, случайностью это объяснить нельзя. Мое мнение: Чернину не место в партии, он должен быть исключен.
Шутов: — Дело троцкиста Долгинцева. Когда оно поступило в краевую прокуратуру, то его почему-то рассматривал сам Чернин. И Долгинцева он из-под стражи освободил и дело вернул на доследование.
80

...Я считаю, что оставлять Чернина в партии нельзя.
Минский: — Взаимоотношения Чернина с врагами народа вполне ясны. Я хочу рассказать о некоторых фактах. Ряд осужденных контрреволюционеров находились на свободе. Когда я ставил вопрос перед Черниным о заключении их под стражу, то Чернин никаких мер не принимал. Только когда я на свой страх и риск направил письмо Вышинскому, то только после этого были приняты меры. У нас в лагере было дело на 4 троцкистов. Мы хотели их направить на суд Особого совещания. Когда доложил об этом Чернину, то он не согласился со мной и сказал: «Зачем их отправлять на Особое совещание? Они и так осуждены, лучше их отправить на Колыму».
Т атар и но в: — Парторганизация своевременно не дала политической оценки действиям Чернина, в частности, в истории с Плуговым. Он не проявлял активности в разоблачении врагов народа и их ареста. По словам Минского, в Хабаровске находится около 400 врагов народа, которые должны отбывать назначенные им сроки лишения свободы. Не подлежит сомнению, что связи Чернина, бездеятельность как прокурора в борьбе с врагами народа — это не только политическая слепота. Это свидетельствует о его причастности к этим врагам народа.
Чернин оставаться в партии не может.
Енович: — Когда я работал прокурором Уссурийской области, то направлял сюда три дела по ст. 58-19 УК РСФСР, но их прокуратура прекратила, и только потому, что обвиняемые были рабочие.
А. К ар на ч е в: — Чернин не принял участия даже в допросах уже разоблаченных врагов народа и их приспешников. Этим своим поведением Чернин, по существу, устранился от активного участия в реализации решений февральского Пленума ЦК ВКП(б) и личных указаний тов. Сталина по разоблачению и выкорчевыванию врагов народа и партии.
Рунг: — Понимаю, что Чернин допустил политическую близорукость. Но я против исключения его из партии. Я предлагаю освободить его от работы краевого прокурора и объявить ему строгий выговор с предупреждением.
Б р ы к о в а: — Выступление Рунга является неправильным от начала до конца. Он не понял указания товарища Сталина о решительной и бескомпромиссной борьбе с врагами партии и советского народа.
М. Чернин: — Утверждаю, что никакого редактирования речи Крутова я не принимал. Я узнал из его слов, что он накануне отправил телеграмму Сталину. Об этом мне сказал 4 июня в своем кабинете, когда пригласил меня по телефону. Наша беседа продолжалась 15 минут.
6 Дело краевого масштаба
81

...Еще раз заявляю, что в своей работе я опирался на крайисполком, на Крутова, которые помогали в работе прокуратуры».
За исключение М. Я. Чернина из партии проголосовали семь человек, двое против. (Парторг прокуратуры А. Д. Дроздов и сменивший Чернина на посту краевого прокурора Звягин разделили трагическую участь Михаила Яковлевича. Прокурор Плаксин после объявления ему смертного приговора по* дороге на расстрел бросился в лестничный проем с четвертого этажа. Мне об этом поведал сидевший с ним в тюрьме С. С. Крушельницкий.)
Михаил Яковлевич, уже, видимо, понявший свою судьбу, еще пытается что-то сделать. Пцшет в Хабаровский городской комитет ВКП(б) письмо, похожее на крик обреченного человека: «Я получил исключительный урок. Но я считаю слишком суровым исключение меня из партии, жизнь без которой я совершенно не представляю.
Я родился, воспитывался, работал всю сознательную, зрелую жизнь в партии. Всегда старался быть примером, образцом честного коммуниста. И мне кажется, свою грубейшую политическую ошибку осознаю. Я работой в партии и вместе с партией докажу, что я ее глубоко и на всю жизнь осознал.
Я прошу горком партии восстановить меня в рядах ВКП(б).
М. Чернин.
21 июня 1937 года».
Михаил Яковлевич пишет обстоятельное письмо первому секретарю крайкома ВКП(б) И. Варейкису. Тот от имени бюро отказывает Чернину в восстановлении в партии. Мотивы прежние: связан с врагами народа.
Все. Круг замкнулся. Выхода нет. Остается ждать ареста и затем смерти. Взять его могли в любую минуту. Но прошло десять томительных дней, пока в девятой квартире дома № 47 по улице Дзержинского в ночь на 10 августа раздался стук. Хотя жена Ольга Ивановна и ее мама, как и он, не спали, Чернин дверь открыл сам. Вот как в рапорте капитану госбезопасности Шерману пишет младший лейтенант госбезопасности Поляков. «Доношу, что при аресте гражданина Чернина последний, открыв дверь на звонок в его квартиру и увидев меня, заявил: «...А... Вы ,за мной пришли. Я вас давно жду». Когда же я предложил ему ознакомиться с ордером на арест, Чернин заявил: «Не нужно. Я и так знаю». Подобное заявление говорит о том, что он подготовился к аресту, о чем сообщаю для сведения».
Ордер № 1026 от 10 августа 1937 года на «производство ареста гражданина Чернина Михаила Яковлевича» подписал начальник Управления государственной безопасности НКВД по ДВК Люш-82

ков. В постановлении об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения было сказано: достаточно обвиняется в том, что является участником шпионско-террористической вредительской организации троцкистов и правых.
В первом документе, составленном при аресте — «Анкете арестованного»,—в графе о партийности написано: «Сключен 7.VII 1937 года за связи с врагами народа». (Орфографию сохраняю.— А. С.)
Михаил Яковлевич подвергся, видимо, жесточайшим пыткам. Свидетелей этих истязаний не найти. Но есть документы, показывающие, какими методами вырывались те «искренние» показания о выдуманных и невероятных, с точки зрения здравого смысла, преступлениях. В документах по реабилитации Чернина от 26 июля 1957 года говорится: «Осужденный военным трибуналом войск НКВД Хабаровского округа за систематическое применение к арестованным при их допросах мер физического воздействия, б. следователь УНКВД Хабаровского края Семенов В. Ф. на допросе 31 мая 1939 года признал, что он вел дело и лично допрашивал б. прокурора края Чернина. Далее он показал: «С приездом Люшкова (б. нач-к УНКВД по ДВК, который давал санкцию и на арест Чернина) весь следственный аппарат управления применял физическое воздействие к арестованным, избиения, в том числе и я».
21 января 1938 года появилось вырванное ценой бесчеловечных истязаний письмо на имя комиссара внутренних дел Ежова. «Желая искренне раскаяться перед партией и народом,— писал под пытками М. Я. Чернин,—я решил дать показания о контрреволюционной деятельности правотроцкистского заговора на ДВК, куда я был вовлечен Крутовым в 1936 году. О контрреволюционной деятельности участников правотроцкистского заговора, в частности, Крутова, Лаврентьева, Дерибаса, Западного, Шмидта и других, и о своей деятельности я дам подробные показания».
Но лишь 13 февраля появляются записи в протоколе допроса. Значит, и после согласия дать «подробные показания» прокурор почти месяц не подписывал ложных обвинений против себя и товарищей. Но и в этот день у следователя В. Ф. Семенова, мастера заплечных дел внутренней тюрьмы УНКВД, не все шло гладко. Чернин опять начисто отрицал причастность к контрреволюционной организации.
«Вопрос: Вы арестованы за активное участие в контрреволюционной шпионско-террористической организации троцкистов и правых. Намерены ли рассказать следователю о вражеской работе?
Ответ: Контрреволюционной деятельностью я не занимался и участником организации троцкистов не был.
Вопрос: Были, и это следствием установлено. Арестованные

Верный, Вольский изобличают вас как участника правотроцкист-ского заговора.
Ответ: Они на меня клевещут.
Вопрос: Какие основания к такому утверждению?
Ответ: Оснований нет никаких, и вместе с тем объяснить причину таких показаний Верного и Вольского затрудняюсь».
Мы знаем, что и эти «показания» были вырваны следователями под пытками.
Позже, «признав» свое участие в заговоре, Чернин обвинения по многим пунктам по-прежнему отрицает. Чувствуется, что моральные и физические силы его на исходе.
Вот строки из допроса от 25 мая 1938 года. Назавтра его расстреляют, а он продолжает стоять на своем.
«Вопрос: Почему вы скрываете свою связь с немецкой разведкой?
Ответ:  Шпионской деятельностью я никогда не занимался. Вопрос:   Вам   представлены   показания   Саулепа,   изобличающие вас как немецкого агента. Теперь будете говорить правду? Ответ: Показания Саулепа — вымысел.
Вопрос: Требуем правдиво рассказать о проводимой вами работе в пользу Японии.
Ответ:. Шпионской деятельностью не занимался и ни в каких связях с японским консулом Симода не был. Фамилию Симода я слышу впервые».
Обвинительное заключение по делу Чернина подписали сержант госбезопасности Семенов, согласовали лейтенант госбезопасности Малахов, майор госбезопасности Булатов, утвердили начальник Управления госбезопасности НКВД по ДВК Люшков и бриг-военюрист Калугин.
Непризнание многих обвинений, выдвинутых против Чернина, не спасло ему жизни. Прокурор Дальневосточного края подписал приговор себе еще тогда, когда вступил в неравную схватку с одним из главных палачей советского народа А. Вышинским. Во внутренней тюрьме УНКВД были соблюдены видимости следствия и суда. 26 мая 1938 года М. Я. Чернин был казнен. Ему в тот год исполнилось 50 лет.
...Ольгу Ивановну Чернину, уроженку Иркутска, арестовали вскоре после мужа. Ее отправили в Карлаг НКВД, в поселок № 26. Жилось ей там крайне тяжело. Знаю это не от нее самой, а из рассказов немногих землячек, прошедших ужасы этого страшного лагеря и доживших до наших дней. В реабилитационном дело хранится письмо на имя Генерального прокурора СССР.
«..Мой муж Чернин Михаил Яковлевич,— писала О. И. Чернина на имя Прокурора Союза ССР тов. Руденко,— член партии с 84

1917 года, решением ЦК партии от 1934 года был направлен в Хабаровск на работу в качестве прокурора ДВК. В 1937 году, 10 августа, Чернин М. Я. арестован. Спустя несколько дней арестовали меня как члена семьи. При моем аресте на все принадлежащее нам имущество была составлена опись, а квартира была опечатана.
26 июня 1955 года МВД Мордовской АССР (в то время я жила в г. Рузаевке MAC CP) мне было зачитано постановление Верховного суда СССР о моей реабилитации.
26 октября 1957 года представителем МВД Одесской области мне было зачитано постановление Военной коллегии Верховного суда СССР о реабилитации моего мужа Чернина М. Я. и выдана справка Военной коллегии Верховного суда СССР от 4 сентября 1957 года, копию которой прилагаю.
Прожив в тяжелых условиях на протяжении многих лет и пережив все, что было мне предназначено, я потеряла здоровье и с большим трудом обеспечиваю свое существование.
Убедительно прошу вас оказать содействие и помощь в возмещении мне стоимости конфискованного имущества, ценность которого можно установить по описи, находящейся в моем деле.
Может быть, просьба моя направлена не по тому пути, по которому ей надлежало бы идти, но я за 20 лет так морально истерзана, что больше ни в какие другие инстанции обращаться не в силах и не буду и подчинюсь тому решению, которое вынесете вы. К вам же обращаюсь не только как к государственному деятелю, но и как к человеку. Если можете, помогите.
Чернина Ольга Ивановна.
30 октября 1957 г.»
О. И. Черниной возместили материальные потери. Остались невозместимые — муки и страдания, одиночество. Судьба их сына Владимира Чернина мне пока неизвестна.
Книга готовилась к печати, когда наконец-то откликнулась дорогая моему сердцу Ольга Ивановна Чернина. Она живет в Одессе и делится с автором, что любовь к мужу Михаилу Яковлевичу пронесла через всю свою долгую и нелегкую жизнь.

КОММУНИСТЫ ЛЕБЕДЕВЫ
История их оправдала
«В парткомиссию Хабаровского крайкома КПСС от Лебедева Льва Евгеньевича.
В связи с посмертной реабилитацией моих родителей: отца Лебедева Евгения Владимировича, работавшего до ареста 24 августа 1937 года заместителем председателя Далькрайисполкома, и матери Лебедевой-Хохряковой Анны Никитичны, работавшей до ареста 27 сентября 1937 года секретарем парткома Управления ДВЖД, прошу Вас рассмотреть вопрос о посмертном восстановлении в партии моих родителей. О результатах и решении парт-комиссии прошу сообщить...
К заявлению прилагаю копии справок Военной коллегии Верховного суда СССР о полной реабилитации моей матери и моего отца».
«Секретарю Хабаровского крайкома КПСС от Лебедева Николая Дмитриевича.
Мой брат Лебедев Евгений Владимирович, член КПСС с 1918 года. Последнее время работал заместителем председателя Дальневосточного крайисполкома, откуда был посажен в тюрьму, а позднее расстрелян. Учитывая его революционную работу в партизанских отрядах от Иркутска до Приморья, его руководящую деятельность в советских и партийных органах, прошу восстановить его в партии, и пусть его смерть для партии будет не как смерть «врага народа», а как коммуниста, борца за дело рабочего класса...»
Анна Никитична Лебедева-Хохрякова и Евгений Владимирович Лебедев, реабилитированные в судебном порядке, восстановлены Хабаровским крайкомом КПСС в партии. Посмертно. Сегодня имена коммунистов Лебедевых к нам возвращаются из небытия.
86

Анна Никитична
Анна Никитична Хохрякова родилась 28 ноября 1900 года в семье крестьянина-бедняка села Речки Коротковской волости Верхнеудинского уезда, недалеко от станции Хилок. Семья Хохряковых вскоре переехала на станцию. Отец Никита Пудович постук пил работать машинистом водокачки. Мать Елепестинья Федоровна была домохозяйкой.
В конце июня 1915 года Анна Хохрякова успешно окончила двухклассную железнодорожную школу. В августе 1917 года она экстерном сдала экзамены за 4-й класс Читинской женской гимназии. Осенью этого же года поступила в 5-й класс Верхне-удинской прогимназии. Здесь вступила в члены Верхнеудинского социалистического союза молодежи.
С первых дней гражданской войны Аня Хохрякова участвовала в боях в составе Красной гвардии против интервентов и белогвардейцев. «После отступления красных на Амур,— писала позже А. Н. Хохрякова-Лебедева,— была арестована в Суражевке за участие в Красной гвардии». Девушке удалось вырваться из лап белогвардейцев. Но она не прекратила борьбы. Вместе с подругой Августой Лихачевой оказывала большую помощь подпольщикам. Аня носила партийную кличку Гимназистка. Вынужденная скрываться в тайге, недалеко от родной станции Хилок, Аня во второй раз попала в тюрьму. Но перед этим была ранена пятью
87

пулями. В читинской тюрьме она пробыла до 22 февраля 1920 года. Бежала и добралась до Верхнеудинска. Вскоре она стала женой Евгения Лебедева.
В 1920 году Анна Никитична была принята в члены ВКП(б). Ее рекомендовала в партию видная большевичка М. Ф. Парня-кова. Гражданская война для А. Н. Хохряковой-Лебедевой закончилась лишь в 1922 году на Дальнем Востоке.
После А. Н. Хохрякова-Лебедева активно участвовала в строительстве новой жизни: она заведовала женотделом в у коме РКП (б) в Никольск-Уссурийске, работала инструктором женотдела Забайкальского губкома РКП (б), народным судьей на Сахалине. В 1931 году вместе с мужем выехала в Москву на учебу. Евгений Владимирович окончил Промакадемию, а Анна Никитична — двухгодичные курсы марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б). Два года А. Н. Лебедева отдала работе в политотделах Омской области и Алтайского края. В 1935 году она снова в Хабаровске — помощник прокурора края, а затем секретарь парткома Управления Дальневосточной железной дороги. Где бы ни трудилась, какой бы пост ни занимала А. Н. Лебедева, всюду отдавала делу все свои силы, знания. Возможно, и ошибалась. Но свято верила в правильность избранного пути.
...Впервые о партизанской сестре милосердия я услышал от давнего знакомого — участника штурма Волочаевки Леонида Давидовича Кольчугина.
— Очнулся на подводе с перевязанными ногами,— рассказывал он.—Санитарами командовала молодая красивая девушка. Это она оказала мне первую помощь. Позже узнал, что санитарку зовут Анна, и она приходится ротному Евгению Лебедеву женой. С ним и Аннушкой ближе познакомился в Никольск-Уссурийске.
Потом имя Анны Никитичны я встретил в «Тихоокеанской звезде» за 7 февраля 1929 года. В заметке говорилось: «Бывшая партизанка Лебедева награждена орденом Красного Знамени. На Дальнем Востоке это первый случай награждения орденом женщины. Анна Никитична участвовала в партизанских отрядах с 1918 года и как партизанка хорошо известна населению Дальнего Востока. Лично участвуя в боях, выполняя ответственные боевые задания, она была несколько раз ранена.
В Чите Анна Лебедева была арестована, ей угрожал расстрел. От него она спаслась исключительно дерзким бегством. Она не ушла из отряда и с созданием в Дальневосточной республике Народно-Революционной армии. В бою под Волочаевкой под сильнейшим ружейным и артиллерийским огнем она организовала летучий перевязочный пункт, оказывая помощь раненым.
В 1922 году молодой коммунист Лебедева по решению Даль
88

бюро ЦК РКП (б) направляется в партизанские отряды Приморья и с успехом выполняет многие рискованные задания. Сейчас Лебедева работает на Сахалине».
Долгие годы имя Анны Никитичны было под запретом. Лишь лет двадцать назад в книге «Вечно живое пламя» опубликовали воспоминания об ее участии в Волочаевских событиях.
Незаслуженное забвение объяснялось просто: в роковые тридцатые годы герой гражданской войны, активная строите л ьница новой жизни Лебедева, объявленная врагом народа, сгинула в ежово-бериевских застенках.
До 26 января 1987 года в биографии героини мне много было неясно. Знал, что после окончания гражданской войны она работала председателем окружного суда на Сахалине, два года училась в Москве, возглавляла партийную организацию Управления Дальневосточной железной дороги. На этом скупые сведения исчерпывались.
Спустя более полувека после ареста я узнал об А. Н. Хо-хряковой-Лебедевой правду.
Евгений Владимирович
Евгений Владимирович, уроженец села Знаменка Верхолен-ского уезда Иркутской губернии, работать начал с четырнадцати лет приказчиком у владельца магазина в Нижнеудинске. Здесь получил знания по бухгалтерии. Осенью 1915 года его призвали в армию. Службу проходил в 7-й стрелковой дивизии. Более двух лет провел на фронте. С началом Февральской революции включился в политическую работу среди солдат, возглавлял ротный и полковые комитеты, одновременно был членом дивизионного комитета. Штурмовал Зимний. Вернувшись в Нижнеудинск в феврале 1918 года, вступил в партию большевиков. Первым испытанием молодого коммуниста стали оборонительные бои против колчаков-ских войск. Пулеметную роту Лебедева бросали на самые жаркие участки. С отступающими частями дошел от Слюдянки до Благовещенска. С падением здесь Советской власти скрывался в подполье, ни на день не прекращая борьбы за правое дело.
Об этом периоде жизни боевой товарищ Лебедева И. А. Кузнецов в книге «Гражданская война на Дальнем Востоке» пишет: «...Большую роль в борьбе за Советскую власть и за свержение белогвардейского режима играли большевистские листовки. Мы задумали иметь свою типографию. Подпольный комитет поручил ответственное задание по ее созданию секретарю партячейки При-байкалсоюза Евгению Лебедеву. Тот вместе со своими товарищами,
89

рискуя быть схваченным, вынес два пуда шрифта, разыскал и отремонтировал старый станок. Подпольную типографию Евгений организовал на конспиративной квартире под носом у белой контрразведки. Наши листки зачитывались до дыр. Они разъясняли в них политику Советской власти, разоблачая белогвардейских правителей и атаманов. Мы призывали рабочих и крестьян к сплочению и готовности выступить на вооруженное восстание и покончить с белогвардейцами и интервентами...»
В середине 1919 года партия направляет Е. В. Лебедева в села Верхнеудинского района для организации восстания против семеновцев и японских интервентов. С первых дней — он член Военно-революционного штаба Прибайкалья. С Николаем Мельниковым, Августой Лихачевой и Анной Хохряковой — будущей женой, другими боевыми товарищами совершили дерзкий рейд в Мензо-Акшинский район, освобождая села от белогвардейцев. 25 января 1920 года на Бичурском съезде восставшего народа становится главкомом всеми партизанскими отрядами Прибайкалья. Обладая незаурядными способностями организатора и командира, Евгений Владимирович пользовался огромным авторитетом среди трудового населения. В это время он провел смелые операции против белогвардейских гарнизонов в Селенгинске, руководил набегами на Петровский завод и партизанскими отрядами при взятии Верхне-удинска.
В июне 1921 года по решению Дальбюро ЦК РКП (б) Е. В. Лебедев выехал на Дальний Восток. Здесь больше года командовал партизанскими отрядами Приханкайского района, затем был начальником политотдела вооруженных сил Приморья, председателем ревкома Никольск-Уссурийского уезда.
До 1927 года работал помощником начальника милиции и старшим инспектором уголовного розыска Дальнего Востока. В сложной тогдашней обстановке пригодился его боевой опыт. С 15 апреля 1927 года и до конца своей жизни на советской работе — председатель Читинского и Сахалинского окрисполкомов, Амурского облисполкома и заместитель председателя Далькрайисполкома.
У последней черты
Е. В. Лебедева арестовали 24 августа, а его жену 27 сентября 1937 года. Евгений Владимирович чувствовал приближение катастрофы. Арестованы многие друзья. А уполномоченный Нар-комлеса Георгий Гугович Гербек, товарищ по работе, расстрелян в хабаровской тюрьме 8 июля 1937 года.
90

No comments:

Post a Comment